Спросил, если знаю, что собиралась, знаю ли, куда именно она собиралась уехать.
Спросил, знаю ли я, где сейчас ее дочь.
Спросил, не показывала ли мне Ира билеты. Путевки? Туристические ваучеры?
Попросил записать номер его телефона.
Попросил позвонить, если мне удастся связаться с Ирой.
Попросил немедленно позвонить.
Заехать к Ире в тот день я не решился. Но позвонил почти сразу же — они же наверняка меня прослушивают, решил я, так не лучше ли напустить пыли в глаза своей показной лояльностью?
Правда, кто они — эти они, мне даже думать не хотелось.
К счастью, Ирин телефон ожидаемо не отвечал, выдавая лишь заученное «абонент находится вне зоны…».
На следующее утро, дождавшись звонка на первый урок я делаю вид, что перепутал расписание: вместо десятого «D» заявляюсь в двенадцатый «А». Долго извиняюсь перед седовласой химичкой, рассматривая, однако, не ее, а класс, в котором, хоть убейте, Саши Албу нет.
Больше к Ире я не приезжаю и даже мимо ее двора проношусь, инстинктивно придавив педаль газа. Хотя и звоню еще несколько раз на заладивший, как попугай, одну и ту же фразу номер — разумеется, для отвода бдительных ушей.
По большому счету, заявление мне следовало подать уже на второй день, но я, скорее из необъяснимого страха, чем из надежды, что все утрясется — в чем я так уверенно убеждал Иру, — ношу его в кармане целых три дня. Пока, наконец, новость о то ли пропаже, то ли отъезде Иры не добирается до самого верха лицейской иерархии. До ушей Нелли Степановны.
Итак, я кладу перед ней заявление и выхожу из кабинета, бренча ключами от машины и не дождавшись, пока она соизволит одарить меня какой–нибудь реакцией. Примиряющей или гневной — мне уже все равно.
По дороге я заезжаю домой — принять душ, переодеться, взять сменное белье (пока самое необходимое) и еще — деньги. Восемь тысяч евро, запрятанные подальше от фанатично увлеченного уборкой отца, в шкафчике с нашими с братом детскими рисунками — неприкасаемым фондом семейного искусства.
Отказываюсь от обеда — папа застывает в картинной позе: в переднике, с кастрюлей первого в руках, — и, бросив короткое «пока», выбегаю в коридор.
Завожу «Фольксваген», газанув от души на выезде из двора, и, влившись в строй послушно, как рабы, движущихся друг за другом машин, нахожу в адресной книжке мобильника номер на букву «N».
— Кажется, я знаю, зачем ты звонишь, — весьма своеобразно приветствует меня Наташа.
— Мне самому интересно узнать, — говорю я.
— Не трудись: ко мне тоже приезжали.
— Откуда?
— Оттуда же, — чувствую, улыбается она.
— Да я уже понял, — не знаю, догадывается ли она, что отрываю и вторую руку от руля, чтобы махнуть ею.
— Лучше забудь, — советует она.
— Думаешь? — делаю вид, что сомневаюсь я.
Она лишь вздыхает в ответ.
— О ней или о тебе? — уточняю я.
Наташа молчит. Что же, у меня есть немного времени. И есть, что ей предложить.
— Понимаешь, я бы все равно ушел, — не уверен, что вру я. — Просто потому, что достиг своего потолка. С ней, я имею виду. И потом, наша встреча тогда, на моем дне рождения… Прости, кстати, что не был гостеприимен, но ты должна понять: нам помешали наши с Ирой дела.
— Дааа, — насмешливо тянет она.
— Да ты не сомневайся, — убеждаю я. — У меня только с собой восемь штук евро. Если хочешь — могу заехать, показать. Мне на бабки насрать, думаешь, я много тратил, пока был с Ирой? Да у меня срач в квартире, по ней капитальный ремонт плачет! Я и не тратил, так что с деньгами на ближайший, наверное, год у меня все в норме. Как минимум в норме. Я просто подумал, — делаю паузу я.
— Ну–ну? — призывает продолжать она, и мне кажется, что в ее голосе больше любопытства, чем иронии.
— Меня ведь все знают, — констатирую я. — Ну, ты понимаешь. Я не о журнальчиках этих идиотских. Бомонд, гламур — вся эта хрень. В кругах, где крутилась она. — впервые говорю об Ире в прошедшем времени я. — Кстати, я тебя там и не встречал. Это минус — для тебя, конечно. Связи — главный двигатель бизнеса.
— У тебя связи? — на всякий случай уточняет она.
— Меня знают, — повторяю я. — Знают, что я был с Ирой. А Ира некачественное не покупала. Так что, — вздыхаю я, — один я все равно не останусь. А так — могу для тебя стать чем–то вроде символа успешности.
— Может, предвестником беды? — предлагает альтернативный вариант Наташа.
— Форс–мажор не был предусмотрен нашим контрактом, — быстро говорю я.
— А что было предусмотрено? — интересуется она.
— Ты все узнаешь. Если дашь принципиальное согласие. Кстати, — оживляюсь я, — муж есть?
— А что? — кокетничает она одним голосом.
— При наличии мужа наценка, — говорю я.
— За вредность? — уточняет она.
— За ощутимую разницу, — конкретизирую я.
— Хм, — говорит она.
Представив дело так, что мне предстоит встреча, я сворачиваю разговор и прощаюсь, небрежно бросив:
— Если что — звони.
Подрезав троллейбус, который, грузно объехав меня, оглушает улицу совершенно диким сигналом, я торможу напротив дешевого придорожного бара. Мне вдруг захотелось пива, жутко, до судорог, как наркоману — дозы во время ломки. Подождав, пока раствориться облако пыли, поднятое колесами моего же Поло, я прищуриваюсь, чтобы рассмотреть пялящихся на меня мужиков, неспешно тянущих кто пиво, а кто водку за столиками под стенами бара.
Выключив мотор, я выхожу из машины и прохожу мимо поворачивающих голову вслед мне мужиков в бар. Беру бутылку холодного «Туборга», но выпить, даже глоток, не успеваю: на меня бросает сонный взгляд бармен, услышавший звук моего телефона.
Сообщение, которое я получаю от абонента по имени «N» поражает лаконичностью и точностью формулировки.
«Придурок», читаю я и думаю, что неплохо бы взглянуть в зеркало, чтобы воочию увидеть адресата.
Остаток пива невыносимо кислит, и я даже бросаю миролюбивому бармену обвинение в продаже паленого пива, на что он отвечает лишь добродушной ухмылкой.
Вернувшись в машину, я впервые за долгое время лишь с третьей попытки завожу мотор, который, тем не менее, по–прежнему ведет себя достаточно тихо, чтобы я расслышал звонок телефона, сигнализирующий о новом сообщении.
«Приезжай», настаивает «N», и я вижу ее лицо перед собой — насмешливое, но любопытное.
Швырнув телефон на заднее сиденье, я спускаю ручник, и машина срывается с места, и я вижу в зеркало заднего вида, как поднимается пыль и как его облако медленно, но уверенно ползет в сторону мужиков у бара. Усмехаюсь, представив что они сейчас обо мне думают, но скорее всего, не стесняясь говорят.
И все же я им немного завидую. Ведь даже через оседающую пелену пыли и взмывающее из выхлопной трубы облако дыма они становятся очевидцами чертовски красивого зрелища, прекрасной сцены, достойной финала фильма о любви. Я бы и сам был не прочь, неспешно попивая пусть и кислое пиво, посидеть на веранде, чтобы увидеть то, что видят они.
Изящный красный автомобиль, стремительно уносящийся вдаль.